"Русский человек привык к примитивному отвратительному губошлёпству. Он это называет "диалогами". Меня приятно удивила русская парикмахерская в Нью-Йорке. Русские там просто стригли клиентов. Молча. Вообще парикмахеру полагается ублажать клиента разговорами. Но представляю какими разговорами мог бы "ублажать" русский. "А вот, смотрите, ножницы то в одном сантиметре от сонной артерии. Хи-хи, промблема". "А хошь я те матерное слово на макушке выстригу? Промблема". "А ухо крутануть щипцами для завивки? Промблема". На Западе проблем не любят. "Промблематиста" бьют дрекельем и швыряют в грязь. Навсегда. Там слабоумный русский бомж ползает улиткой среди таких же прибабахнутых славян или турок и решает "промблемы" дальше".
Нью-йоркская парикмахерская мудрость. А про русского? Ну, обычный галковскоход. Обычный русский человек по ходу этого пассажа превращается в слабоумного русского бомжа.
Фраза в ряду других фраз Галковского, превращение неизбежное, потому что освоенное, как дважды два:
"Русский химик или физик, русский экономист, русский юрист, русский историк (не историософ, а фактограф) это, как правило, нечто невыносимое. Еврей учёный – какая весёлость, ироничность, лёгкость, свобода. И чем «учёнее», чем позитивнее и техничнее, тем легче, лучше. А русский – зуда. И зудит, зудит, зудит. Тупость чудовищная. Утилитарный абстрактный ум. Грубый, славянский.
И, нет сомнений, что еще и сам Галковский-сан, некое новое воплощение духа канцелярии. Литературно-философское. А получилась почему-то всего лишь все та же русофобия.